«Посреди болота горка, а на горке Егорка» – говорят сами псковичи о своем городе, хотя древний собор Святого Георгия, построенный в тринадцатом веке, до наших дней не дошел. Псков же старше собора на целых триста лет, он появился тогда, когда не было не только Москвы, но даже и Новгорода Великого, основанного в середине десятого века.
Но могучий дух геройской, воинственной древности, витающий над этими болотистыми краями, не исчез до конца…
В окрестностях Пскова, в Изборске, княжил один из братьев Рюрика, и его могилу до сих пор можно найти на Труворовом городище. Огромный каменный крест вознесся на Жеравьей горе, что мрачным великаном поднимается над светлым полукругом Городищенского озера, а у подножия горы бьют чистейшие ключи, те самые, что снабжали водой первых обитателей этих мест.
Вода холодна и вкусна, наверняка такой же она была и тысячу лет назад.
Крепость Изборска стоит на соседнем холме, что клином вдается в озеро, и со стороны она видна во всей красе и мощи. Глядя на нее, легко представить, как от ворот к Жеравьей горе тянется погребальная процессия: красны глаза женщин, мужчины скорбно хмурятся, отважные воины несут на щите умершего Трувора, вьются на ветру цветастые, украшенные вышивкой плащи, и солнце играет на кольчугах, на шлемах, на золотых запястьях… Светлая печаль разлита над Труовровым городищем, над озером и его берегами, от нее прибавляется сил, распрямляется спина, возникает желание не посрамить отважных предков, ведь они сумели защитить свой дом ото всех, кто на него покушался!
За печалью являются гордость и покой, в этих чувствах воплощен дух Псковщины.
Изборск всегда был крепостью, его стены кто только ни штурмовал, кто только ни приходил в эти места не как купец, а как завоеватель, и в языческие времена кривичей и Рюрика, и при вече и посадниках, и много-много позже. Приземистые и могучие башни, изогнутые толстые стены помнят все битвы и осады, но в памяти этой не чувствуется злости, обиды или тревоги, в кольце укреплений тихо и комфортно, словно у бога за пазухой, совершенно не хочется уходить.
Так было далеко не всегда.
Псковская земля располагалась на крайнем северо-западе Руси, и к ней в первую очередь подступали захватчики из Европы…
Самая страшная угроза налетела в шестнадцатом веке, когда в прошлом осталась независимая Псковская республика, когда московские князья создали единую, сильную Русь. Христианство давно пришло на смену язычеству, и в лесистый край потянулись монахи, застучали топоры, с помощью которых возводили первые храмы, зазвучали молитвы.
Монах Иона, изгнанный из родного Юрьева немцами-католиками, поселился в пещере на берегу ручья Каменец, а поскольку иноку без церкви никак, он устроил подземное святилище в честь Успения Пресвятой Богородицы. С нее начался большой и знаменитый Псково-Печерский монастырь, одна из немногих обителей на территории России, которая даже в годы самых страшных гонений на церковь не была закрыта.
Монастырь находится в громадной выемке в земле и, несмотря на стены и башни, не выглядит крепостью, он кажется праздничным, ярким и веселым: золото и лазурь куполов, зелень, киноварь и белизна зданий. Трудно поверить, что за фасадами кроются пещерные храмы, лишенные окон, освещаемые лишь свечами, где в торжественной тишине смотрят со стен иконы, а также темные и холодные галереи, место захоронения. Там покоятся несколько святых, множество монахов от безымянных чернецов до архимандритов, некоторое количество мирян, в том числе предки таких сынов отчизны, как Александр Пушкин, Михаил Кутузов, Василий Татищев.
Колокола со звонницы льют радостную песню, колышутся ветви растущих внутри монастыря елей и рябин, и воздуха хватает всюду, даже в недрах самых дальних пещер. Выглядывают из травы цветы, неспешно ходят монахи, и туристы, обычно в больших количествах шумные и бестолковые, ведут себя намного тише обычного.
Наверняка их тоже навещает покой, смешанный с гордостью…
В это царство мира некогда явился царь Иван Грозный со свитой и войском, и обнаружил укрепления обители, только что построенные радением игумена Корнилия. Взъярился тогда великий государь, решил, что псковичи затевают бунт, намерены отложиться под руку польского короля, и то ли впал в бешенство и убил настоятеля сам, собственным жезлом, то ли по приказу монарха это сделал кто-то из приближенных, разные летописи излагают события по-разному.
Случилось убийство, если верить преданию, у входа на территорию монастыря, там, где стоит ныне храм Николы Вратаря. Царь Иван тут же раскаялся, понял, что страшное дело свершил он, и собственными руками отнес тело убитого игумена в церковь, а на дороге остался багровый след из капель крови, что текла из ран преподобного.
И поэтому дорожка к церкви Успения до сих пор называется «Кровавым путем».
Но святое место есть святое место, и эманации убийства, даже если оно свершилось здесь, а не в Пскове, как говорят некоторые источники, давно рассеялись. Праздничная внешность и холодная торжественность сути, что прячется внутри храмов, в недрах подземных галерей, соединяются и дают то же самое ощущение, что и Труворово городище с Изборском.
Покой и гордость.
Покой почти небесный, насколько он возможен на грешной земле, и гордость за тех, кто его создал и хранит много веков.
Но если бы царь Иоанн Грозный знал тогда, как поможет Успенская обитель его державе в час великой опасности, он бы не с гневом, а с милостью явился сюда, не жезлом бы замахнулся, а пал на колени, чтобы вместе со всей своей свитой вознести благодарственную молитву!
В шестнадцатом веке, а точнее – в 1581 году пришла на Русь огромная рать во главе с прославленным полководцем Стефаном Баторием. Родился он в Венгрии, но стал царем Польши и великим князем Литвы, и с собой привел почти пятьдесят тысяч человек: в рядах воинства числились венгры, немцы, поляки, литовцы, наемники со всей Европы, под одним знаменем собрались гусары, казаки, аркебузиры, ландскнехты.
И удар полчища оказался нацелен на Псков.
Если бы Баторий взял город, ему бы открылась дорога на Новгород…
Псков осаждали не раз, и недаром он много веков носил прозвище «город-воин». Нынешнему городу давно не приходилось видеть врага, но стены и башни впечатляют даже того, кто видел укрепления Константинополя, забирался на стены Иерусалима и европейских замков. Именно такой замок напоминает Троицкий собор, необычайно мощный, будто сжавшийся перед прыжком, готовый к отпору, чьи башни напоминают копья. Вокруг него раскинулись стены Крома, затем Довмонтов город, и собственно городские стены Окольного города.
И это до нашего времени не дошли еще два пояса укреплений: стена посадника Бориса и стена Среднего города!
Отражаются в тихих водах реки Великой и впадающей в нее Псковы древние башни, круглые и квадратные, приплюснутые и стройные, но каждая со своим именем и историей. Серые и надежные, не для красоты построенные, а для ратного дела, они видели многое, в том числе армию Стефана Батория и самого короля.
Тот привел с собой опытных воинов, и под его натиском в прежние годы пала не одна крепость.
Но тут в ход кампании вмешались высшие силы: еще до прихода врага Пресвятая Богородица явилась во сне одному из монахов Успенского монастыря, и повелела ему отнести «старый Печерский образ» в город. Богобоязненный инок исполнил ее повеление, и когда 8 сентября поляки с помощью пушек сделали пролом в стене и даже захватили Покровскую башню, то навстречу им вынесли именно эту икону… Защитники, увидев ее, воспрянули духом, силы их удесятерились, а усталость и отчаяние покинули сердца, зато воины Стефана Батория наоборот, ослабели телом, мгла покрыла их глаза, так что бесстрашные и опытные отступили и побежали.
Штурм отбили, и хотя осада продолжалась еще полгода, успеха чужеземные полчища не добились. Именно после этой неудачи Стефан Баторий понял, что завоевательный поход не удался, и вынужден был пойти на мир с Иваном Грозным, и на мире том закончилась длинная и тяжелая Ливонская война.
Псково-Печерскую икону Успения вернули в монастырь и с тех пор считают чудотворной. А горожане в благодарность за помощь в сражении к древней церкви Покрова, что стояла у одноименной башни, пристроили вторую, названную в честь Рождества Богородицы (приходится на 8 сентября, день того самого кровавого штурма). Получился удивительный сдвоенный храм, маленький, белый, как все церкви той эпохи, но такой основательный и монументальный, что при одном взгляде на него понимаешь: людей, построивших такое, никто не сумеет прогнать с родной земли.
Рядом с церковью из земли выпирают каменные кресты, похожие на тот, что высится на Труворовой могиле, но сходство не только в этом.
Ты смотришь на серые чешуйчатые купола Рождественской церкви, стоишь на стрелке двух рек, прикасаешься к шершавым башням Псковской крепости, гуляешь вдоль городской стены там, где некогда был сделанный врагом пролом, где свистели ядра, а кровь лилась даже не ручьями, а потоками… И ты чувствуешь совершенно то же самое, что и в подземном монастыре со славной историей, что и в крепости Изборска.
Покой и гордость.
Надежный покой тех, кто способен встретить лицом самую страшную опасность, и гордость за них.
Наверняка этот дух Псковской земли ощутил и молодой Александр Пушкин, когда впервые приехал в имение Михайловское в 1817 году: тому, кто посвятил себя литературе, положено чувствовать такие вещи. Он принял этот дух, и выпукло, зримо, ярко воплотил во многих стихах, посвященных истории родины.
Усадьба досталась еще прадеду великого поэта, знаменитому «арапу Петра Великого», Абраму Ганнибалу, но жилой ее сделал его сын. Именно здесь Пушкин провел два года ссылки и приезжал не раз, но владельцем поместья стал только за год до смерти.
Но в тихом и зеленом Михайловском он до сих пор жив: в памятниках – один из них парадный, изображает зрелого поэта, другой необычный, он показывает даже не юношу, а мальчишку; в убранстве дома, где кии для бильярда соседствуют с рабочим столом и небрежно отодвинутым креслом – поэт отошел на минутку, вот-вот вернется; в тенистых аллеях, где наверняка было приятно гулять тогда и где приятно гулять и сейчас. Кажется, что вот-вот мелькнет среди листвы и ветвей фигура поэта в цилиндре, с любимой тростью в руке, прошаркает в сторону хозяйственных построек Арина Родионовна или покажется из боковой аллейки красавица Анна Керн, которой посвящено «Чудное мгновение».
Если верить местной легенде, то именно вид из Михайловского – на живописные озера, соединенные рекой – вызвал в голове у Пушкина образ Лукоморья, того самого, где «…дуб зеленый, златая цепь на дубе том, и днем, и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». Увы, дуб если и стоял в этих местах двести лет назад, до наших дней не сохранился, а кот и цепь – явный вымысел.
Но вымысел, созданный таким человеком, бывает реальней иной правды.
Похоронен Пушкин совсем недалеко от Михайловского, вместе с предками, на территории Святогорского монастыря. Эта обитель, что ничуть не удивительно, сильно пострадала во время нашествия Стефана Батория, но потом ее отстроили заново.
Когда стоишь рядом с могилой, то поры тела и души пронизывают все те же доминанты древней и славной истории этого края: покой и гордость.
Покой, обретенный тем, у кого в жизни не было никакого покоя, и кто так много успел. Гордость великого поэта, положившего не такую уж и длинную жизнь на алтарь творчества, сказавшего о себе:
«И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал».
В этом Александр Сергеевич не ошибся – он народу любезен до сих пор.
Но наиболее ярко могучий дух гордости и покоя, что присущ псковской земле, выражает себя в крупнейшем монументе города – памятнике Александру Невскому на горе Соколиха: будто фонтан, гейзер неведомой черной жидкости вырвался там из земли, и застыл, приняв облик воинов в русском средневековом доспехе, с вытянутыми щитами и длинными копьями.
Они стоят тесной группой, двинув ряды, и князь Александр смотрит на запад…
В ту сторону, откуда в его время приходили те, кто желал лишить русскую землю покоя, отобрать у нее гордость; желал, но несмотря на все усилия, не смог, и вынужден был убраться восвояси.
(c) Дмитрий Казаков