Приплыл я, полн
распева волн
о перси скал,
и песнь пригнал.
Сник лед и снег.
Дар Трора влек
весной мой струг
чрез синий луг.

Это начальная виса (восьмистишие) драпы (хвалебной песни) «Выкуп головы», написанной знаменитым исландским скальдом Эгилем Скаллагримсоном, и не просто так, а с целью выкупа головы: Эгиль попал в руки смертельного врага, конунга Эйрика Кровавая Секира, и наутро его должны были казнить, но за ночь он ухитрился сочинить драпу, и выслушав ее, конунг даровал поэту жизнь, отпустил на свободу.
Произошло это в английском Йорке, где правил Эйрик, около 950 года.
Из этого примера мы видим, насколько высоко ценилась скальдическая поэзия (Эгиль ранее убил одного из сыновей конунга), и какую главную роль она выполняла – хвалебную.
Но обо всем по порядку.

Миф и история:
Поэзия скальдов существовала в западно-скандинавском языковом ареале (Норвегия, Фарерские о-ва, Исландия, Англия, Ирландия – везде, где были викинги), с начала девятого до конца тринадцатого века, почти пятьсот лет.
Первым историческим скальдом считается норвежец Браги Старый, сочинивший «Драпу о Рагнаре», и вполне возможно, что его позже стали почитать как бога поэзии Браги. Большинство известных нам скальдов – исландцы, уроженцы маленькой и бедной страны, острова посреди Атлантики (с конца десятого века мы больше не слышим о скальдах собственно норвежских, все скальды в Норвегии и прочих странах севера родом из Исландии, за исключением конунгов).
Скальды занимали особую нишу в тогдашнем обществе, считались носителями сверхчеловеческих, необычных способностей, дарованных им непосредственно Одином, верховным богом северного пантеона.
Миф гласит, что некогда асы и ваны, две группы богов, в честь заключения мира плюнули в чашу, и сотворили из слюны великого мудреца по имени Квасир (однокоренное «квасу»). Но два злобных карлика мудреца убили, смешали кровь с медом, и получили напиток, делавший любого, кто его отведает, скальдом либо ученым.
Затем карлики (редкие отморозки) отдали мед в качестве выкупа сыну убитого ими великана, ну а у того волшебный напиток украл Один, для этого подвига превратившийся сначала в змею, а потом в орла. Прилетев в Асгард, Один выплюнул мед в чашу, но поскольку спешил, то часть выпустил через задний проход, и эту часть называют «долей дурных поэтов», ее может брать кто угодно.
И именно Один наделяет скальдов своим медом, от единственного глотка которого те приобретают способность сочинять стихи, возносятся над обычными смертными.
В сагах всегда описывается, что скальдом человек становится в один момент, нет никакого обучения, передачи традиции, ничего, но учитывая сложность скальдической поэзии – это часть мифа, который сами поэты с охотой поддерживали и в стихах, и в жизни. Показательно, что в то же время процесс сочинения стихов описывается ими с помощью «рабочих» глаголов: они не «сочиняли», они «обрабатывали» материал, ковали, обтесывали, укрощали, никаких муз и вдохновений.
На самом деле обучение, конечно, было, и способности к творчеству проявлялись далеко не у каждого, хотя на отдельную вису «по случаю» были способны многие исландцы, но не все поголовно, как сообщает тот же миф.
О том, что будущих поэтов дрессировали, свидетельствует и наличие настоящих учебников – «Ключ размеров» ярла Регнвальда Кали и «Младшая Эдда» Снорри Стурулсона написаны именно для молодых скальдов.
Согласно мифу скальд всегда обладает необычной внешностью, необузданным нравом и неуживчивостью, по крайней мере, в первую часть жизни, из-за чего встревает в распри и часто гибнет.
Почти четыре века Исландия экспортировала поэтов-скальдов в первую очередь к норвежскому королевскому двору, но и к другим дворам тоже. Там скальд обычно представал перед конунгом, произносил песнь, после чего его принимали в дружину, он становился одним из воинов, сражался с остальными наравне, восхвалял правителя, получая от него за это дары, иногда был историографом, иногда импровизатором-затейником, то рассказчиком мифов, а то и дипломатом, иногда магом (Эгиль, например, славился, как непревзойденный мастер рун, а в магической действенности собственно стихов не сомневался никто).
Но при этом он не имел особого статуса, был лишь одним из многих дружинников, и не был привязан к начальству, вполне мог объехать несколько правителей, и это никем не осуждалось. Скальды сражались рядом со своим покровителем, например в битве при Стикластадире, где погиб Олав Святой, были убиты все его скальды.
Если же поэт выживал, он обычно возвращался домой, становился бондом, вел хозяйство, ездил на тинг и, если не погибал в распре, вполне мог дожить до глубокой старости (как тот же Эгиль).
Встречались скальды и меж коронованных особ, самый известный – Харальд Суровый, конунг Норвегии, женой которого была Елизавета Ярославна, погибший при попытке захватить Англию в 1066 году.
Скальдическая поэзия – на сто процентов поэзия «авторская», чуть ли не первая в Европе, у скальдов существовало «авторское право», и за украденное у коллеги двустишие можно было получить прозвище Дурной Скальд или Погубитель Скальдов.
Удивительно, но основанная на языческом мифе традиция спокойно адаптировалась к христианизации, новая религия обогатила ее систему образов, не уничтожив старую, и добавила новые адресаты для стихов – драпы стали сочинять о Деве Марии, о жизни святых или о событиях Страстной недели.
Погибла поэзия скальдов в конце тринадцатого века, когда изменился и язык («северное наречие»), в первую очередь фонетика (ни на одном из современных скандинавских языков сочинять как скальды нельзя, даже на исландском) и нравы в том обществе, где скальды были востребованы – правители севера стали больше ценить занесенные с юга развлечения, и под влиянием латинской поэзии изменилась поэтическая мода в сторону более ясного, простого стиля.

Разновидности стихов:
В-первую очередь, скальдическая поэзия, как я уже говорил – это панегирик, хвала. Особенность ее в том, что скальд никогда не привирал, и не сочинял, он говорил только о том, что было на самом деле, как выразился один из них «я беру от тебя материал, конунг, и облекаю его в поэзию».
Попытка соврать, присочинить рассматривалась не как хвала, а как хула, оскорбление.
Разновидности хвалебных песен следующие:
Щитовая драпа – описание того, что изображено на подаренном скальду щите (упомянутая выше «Драпа о Рагнаре» Браги Старого), обычно это сюжеты из мифов, ну и попутно восхваление дарителя.
Генеалогическая песнь, или перечень («Перечень Инглингов» и другие). Своеобразный памятник, воздвигнутый при жизни героя из деяний его предков.
И собственно хвалебная песня, первой обычно называют «Глюмдрапу» Торбьёрна Хорнклови в честь Харальда Прекрасноволосого. Ее разновидностью считают погребальную песню, хотя сами скальды отдельно, как жанр ее не выделяли.
По структуре хвалебные стихи могли представлять собой:
Вису – отдельное восьмистишие, сказанное обычно по случаю, импровизация.
Флокк – цикл вис, связанных общей темой.
Драпа – тоже набор вис, но украшенных неким аналогом припева – стевом, подробнее о ее структуре будет сказано выше. Драпа ценилась особенно высоко, конунг, которому посвятили флокк, запросто мог разгневаться на скальда и попросить переделать все в вису.
Конунга, несмотря на приверженность правде, восхваляли за довольно шаблонные вещи – победы в битвах, убитые враги, горы трупов, сожженные города, бесстрашие, щедрость к дружине. И все это хитро сочеталось с реальными фактами, именами и названиями, поскольку соврать, что-то выдумать скандинавский поэт не мог, не имел права.
Поминальная песня имела свои особенности, здесь адресата драпы или флокка восхваляли не в лицо, а на тризне, и скорее всего, она предназначалась для того, чтобы не просто почтить умершего, а обеспечить ему достойное место в ином мире, убедить сначала Одина взять его в Вальхаллу, а затем Господа пустить умершего в райские кущи.

Кроме хвалебных стихов сочинялись и хулительные, именовавшиеся нидом.
Сочинение подобных текстов преследовалось по закону, за него грозила либо смерть, либо объявление вне закона, и поэтому сохранилось их очень мало, сплошь отрывки.
Объектом нида (точнее, словесного нида, поскольку был нид еще древесный) оказывался обычно человек могущественный, конунг или епископ, один раз исландцы всей страной сочинили нид против датского конунга, решившего подчинить себе страну. Обычно в ниде адресат обвинялся в том, что он лишился мужественности, стал, простите, пассивным педерастом (самое страшное оскорбление в скандинавском обществе того времени), а поскольку слова творили реальность, то он таким и становился.
Оскорбление такого уровня смывалось только кровью.
Ничего удивительного, что к ниду прибегали в экстремальных ситуациях, когда деваться было некуда, и от него ждали магической действенности, изменения ситуации. Самый известный пример – нид против ярла Хакона Могучего, правившего Норвегией, сочиненный Торлейвом Ярловым Скальдом.
Ярл отобрал у Торлейва корабль с товаром.
Ну а Торлейв переоделся нищим, пришел к Хакону и сообщил, что прочтет о том хвалебные стихи. Начал читать, и они правда показались хвалебными, но ярла одолел зуд, такой сильный, что он не мог усидеть на месте. А как только последняя часть стиха была произнесена, палаты ярла погрузились во тьму, ярл потерял сознание, а когда очнулся, то стало ясно, что у него выпала борода и половина волос (лишение мужественности).
Стихи Торлейва не сохранились, зато уцелел нид против датского конунга Харальда Синезубого (упомянут выше, перевод С. В. Петрова):
Харальд сел на судно
Став конем хвостатым
Ворог ярый вендов
Воском там истаял
А под ним был Биргир
В обличьи кобылицы
Свидели воистину
Вои таковое.

Закон точно так же, как и нид, преследовал и любовные стихи, или мансёнг.
Ничего удивительного, что их тоже уцелело не так много, и в основном те, что были сочинены коронованными особами, кто закона не боялся, те же «Висы радости» Харальда Сурового, посвященные Елизавете Ярославне.
Запреты был вызван тем, что слова по тогдашним представлениям, не описывали, а отражали и творили реальность. Что сказано, то и есть, и если скальд заявляет, что замужняя женщина его любит, то это правда, он фактически принуждает ее к сексуальному контакту.
Не надо думать, что это была любовная лирика в духе современности.
Нет, мансёнг – причудливая смесь хвалы и хулы, хвалы женщине, которую скальд хочет, ее красоте, уму и так далее, и хулы ее мужу, посмевшему обладать сокровищем. Ничего удивительного, что его сочинение приводило к распрям и кровавым поединкам.
Например вот как Халльфред Трудный Скальд пишет о муже своей возлюбленной (пер. В. С. Петрова) в ситуации, когда он проснувшись утром, покинул ее постель и ушел, поскольку вот-вот должен был явиться муж:
Чайкою качаясь
Чибис вони чивой
Прет дорогой влаги,
Прежде влезет, нежели
Сей серпов тупитель
Подлый, дабы подле
Хлин колец на ложе
Лечь гнилым поленом.

Полагаю, в этом стихе вам понятно не все, а чтобы было понятно все, разберем технологию создания скальдического стиха, ведь именно благодаря структуре и лексике скальдические стихи считаются чуть ли не самыми сложными в мировой поэзии.
Драпа Эгиля, приведенная в начале, в этом смысле не очень типична.
Приведу другой пример, начало «Глюмдрапы» («Драпы звона битвы») Торнбьёрна Хорнклови:
Хильмир ред а хейди
Хьяльдрсейдс триму гальдра
Одр вид эскимейда
Эй вебраутар хейя
Адр гнапсолар Грипнис
Нистёранди фёри
Рауснарсам тил римму
Ридвиддс лагар скидум.

Никакой конечной рифмы, она вообще почти не встречается у скальдов, но об этом позже.
Буквальный перевод:
Князь решил на пустоши
Битвы трески в сражении заклинания
Непримиримый к жадущему древу
Всегда священного пути вступить
До того как возвышающегося солнца Грипнира
Шума укрепитель повел
Верхового жеребца моря лыжи.

Во-первых, кеннинги – поэтические метафоры, о них поговорим позже.
Во-вторых, переплетение предложения, когда они спутаны друг с другом, слова стоят не в нужном по грамматике порядке, а служебные вроде предлогов опущены.
Если все расшифровать и выстроить линейно, получится понятно, но не поэтично и не красиво: Конунг, всегда непримиримый к мужу (врагу), сражался на пустоши, до того, как муж (конунг) повел, великолепный, корабль в бой.

Теперь разберем, как все это сделано, и начнем со структуры.
Виса у нас делится на две части по четыре строки, именуемых хельмингами, и именно хельмингом должно быть ограничено переплетение предложений, обычно их бывает два, в редких случаях – три.
Вот, например стих Оттара Черного
Бежало, но (многие люди
имеют меньшую мощь) голод волков
я слышал, на востоке (чем конунг)
войско Эйюслы, утолен
Три предложения:
– Бежало войско Эйюслы
– Многие люди имеют меньшую мощь, чем конунг
– Но голод волков я слышал, на востоке, утолен.

Все это сбито рифмой, не конечной, привычной нам, а внутренней (поКОЛотить, заКОЛка), и аллитерацией, очень удобной для германских языков того времени, где ударение всегда падало на первый слог.
Что дальше – виса из восьми строк, число слогов в строке определено жестко (шесть обычно), висы объединяются в тематический флокк, тот превращается в драпу с помощью стева. Стев – канонизированный повтор вроде припева, но он встречается только в центральной части драпы (так и называется – раздел со стевом), во введении и заключении его нет, обычно он маркирует начало основной части и ее же окончание, и представляет собой двустишие, либо четверостишие, вставляемое в некоторые висы – в каждую, через одну, через две, через три.
Отличается он от основного «тела» стиха тем, что в нем не содержится фактологии, событий, только голая хвала в адрес того, кому посвящена драпа:
Славу стяжал Эйрик при этом
Кнут был под небом наипервейшим князем.
Иногда стев был в драпе не один, а два и три, максимум – шесть, и текст, написанный таким образом так и назвали – «Драпа с шестью стевами».
Встречается такая штука, как «расщепленный стев», когда стев делится на две или три части, и первая, например, вставляется в первую вису средней части драпы, вторая – во вторую, и так далее.
Знаменитый пример – «Драпа богов» Эйольва Дадаскальда, где стев вообще вставляется построчно.

Что до размеров, которые использовали скальды, то учебники по скальдическому мастерству (та же «Младшая Эдда») упоминают их больше ста (102), но основной, которым написано большинство стихов – дротткветт, он же – дружинный размер.
Три аллитерирующих слога в каждом двустишии-фьордунге, внутренняя рифма.
Разновидностью дротткветта, где внутренней рифмой охвачены все ударные слоги в строке, является альхент.
Хрюнхент – размер более поздний, популярность он обрел в тринадцатом веке, он похож на дротткветт, но допускает больше слогов в строке, и поэтому несколько более гибок.
Редкие размеры тёглаг и хадарлаг произошли от древних эддических размеров, которые скальды обогатили внутренней рифмой.
Имелось несколько экспериментальных размеров, которые использовались редко из-за увеличенной сложности, образец одного из них, дунхента – виса Халльфреда Трудного Скальда, сочиненная по заказу конунга Олафа Трюгвассона, запросившего, чтобы в каждой строке было слово «меч»:
Меченосец смелый
Меч, как дар, мне мечет,
Но зачем мечисто
Докучать мечами?
Мню, что мечемножить
Меч мне надо на три
Ныне ж обезножен
Нож меча без ножен.
В предпоследней строке слова «меч» нет, и это не ошибка переводчика, сам автор не справился с заданием князя, но свой меч в награду за стих получил.
Единственный размер, в котором есть привычная нам конечная рифма – это рунхент, им сложен «Выкуп головы» Эгиля Скаллагримсона.
Он был мало распространен, и есть гипотеза, что им пользовались только родичи и потомки Эгиля.

С размерами и плетением предложений разобрались, можно перейти к главному украшению скальдических стихов, а именно – к кеннингам.
Что такое «кеннинг»?
Поэтическая парафраза, где существительное заменяется двучленной или многочленной метафорой: земля сокола – это рука, поскольку сокол садится на руку, земля кита – море, земля духа – грудь.
Кеннингами заменялось небольшое число существительных, которые регулярно попадаются в скальдической поэзии: мужчина, женщина, битва, золото, корабль, меч, щит, секира, ворон, волк, кровь. При их образовании использовались мифологические реалии и имена: золото = огонь Рейна, поскольку клад Нифлунгов, спрятан под водами этой реки, женщина = Нанна колец, где Нанна – имя богини, кровь = пища Фреки, где Фреки – один из волков Одина.
Кеннинг может быть развернут дальше, например: битва = шум копий, а меч = ветка шума копий, и так далее.
Обычны трех и четырехчленные кеннинги, самый длинный из известных – семичленный, придуманный в 11 в. Тордом Сэрекссоном: разбрасыватель огня метели великанши укрывающего месяца коня корабельного сарая.
Конь корабельного сарая = корабль
Укрывающий месяц корабля = щит
Великанша щита = секира
Метель секиры = битва
Огонь битвы = меч
Разбрасыватель меч = муж, воин.
На самом деле достаточно найти основу кеннинга, главное слово, на которую нанизываются остальные, поскольку основы никогда друг с другом не путаются, дерево мужского рода всегда будет обозначать мужчину (ясень битвы), женского рода – всегда женщину (липа золота), любая птица приведет нас к ворону (лебедь пота раны), любой вытянутый узкий предмет (палка, балка, ветка) – к мечу, и так далее.
Кеннингов было огромное количество, и искусство их варьирования и создания как раз и определяло во многом мастерство скальда, то, как он встраивал их в размер, сочетал с конкретной фактологией, разрывал на части и умещал в жесткие требования скальдических размеров.
После христианизации с помощью кеннингов (иногда с языческими элементами) стали описывать вполне христианские понятия: Марию Магдалену могли поименовать с помощью имен языческих богинь: Биль платья, сам Христос именуется «благородный страж ноши Аустри», где ноша Аустри – имя одного из карликов, что держат на себе небо.
Помимо кеннингов, которые были полностью универсальными, использовали также видкеннинги, метафоры совершенно индивидуализированные, своеобразные поэтические местоимения: описание конкретного человека через родство или иные связи с другими людьми: муж такой-то, дочь такого-то, друг такого-то.
Еще существовали хейти, стандартные, взятые часто из эпоса определения тех же элементов скальдического языка: конунг = разбрасыватель колец. От кеннингов они отличались тем, что не разворачивались дальше и не допускали вариативности совсем.

Ну что, представим теперь: жесткий размер, крайне малое число слогов в строке, рифмы и аллитерации, переплетение предложений, кеннинги, видкеннинги и хейти, и все это на фактическом материале конкретной битвы или вообще какого-то бытового случая (если речь идет об отдельной висе).
Кто-то еще верит, что сочинять скальдические стихи можно было без обучения и подготовки?

(с) Дмитрий Казаков