или немного об истоках лингвистической фантастики.
Земля, как известно каждому здравомыслящему человеку, покоится на трех китах…
Здание лингвистической фантастики, так уж получилось, тоже стоит на плечах трех титанов, чьи столь разные и по судьбе, и по содержанию книги были написаны почти одновременно, в конце сороковых.
Именно эти три автора и три текста определяют развитие жанра до настоящего времени:
Джон Толкиен и его трилогия «Властелин колец» (закончена в 1948, вышла в 1954-55).
Роберт Хайнлайн и повесть «Бездна» (1949).
Джордж Оруэлл и роман «1984» (1949).
Первого «кита», самого большого, с роскошным и обильным фонтаном над ним, можно обозвать антуражно-лингвистическим: на нем по литературным морям путешествуют тексты, в которых идеи, связанные с языком и его использованием, применяются для создания антуража.
Запустил в плавание этого исполина «Властелин колец» Толкиена, самая известная, пожалуй, фэнтезийная сага.
Даже далекий от фантастики человек знает, что народы, обитающие в Средиземье Профессора, говорят на разных языках, и что языки эти обладают словарем, грамматикой, а некоторые даже и письменностью. Толкиен увлекался созданием проектных языков (конлангов) с молодости, он был профессиональным лингвистом, и поэтому подходил к делу основательно, можно даже сказать – академически.
Вот как он сам писал о «Властелине колец»:
«…основополагающим «фактом» о всей моей работе является то, что она целостна и фундаментально лингвистична по своему замыслу. […] Это не «хобби» в смысле чего-то совершенно отличного от основного занятия человека, того, чем человек занимается для отвлечения и отдыха. Изобретение языков является основой моих трудов. «Истории» были написаны более для того, чтобы создать мир для этих языков, а не наоборот»[1].
Толкиен создал для своей трилогии полтора десятка искусственных языков, перечислять их нет смысла, упомянем только самые известные и разработанные.
Квенья, высокое эльфийское наречие, основой для которого стали финский, латынь и греческий. После смерти Профессора язык не погиб в безвестности, на нем говорят, издают журналы и даже защищают диссертации по его грамматике.
Синдарин, язык «серых» эльфов, выросший из различных кельтских наречий, в первую очередь из валлийского, и из книжного, искусственного также ставший живым, разговорным.
Адунаик, язык Нуменора, построенный по модели языков семитской группы.
Черное наречие, использующее экзотическую для Европы эргативную модель построения предложений.
Последователи Толкиена в том, что касалось использования языков в антураже – нет им числа – чаще все же шли иным путем, сначала выдумывали мир, персонажей, а уже затем в качестве украшения пришивали к этому делу более или менее разработанный конланг.
Для того чтобы перечислить всех, кто развлекался подобным образом, нужна отдельная статья, поэтому ограничимся самыми интересными примерами.
Большинство авторов ограничивается словами или фразами из чужих наречий, кто-то, как Кэролайн Черри, строит на этих словах и фразах мощное здание чужой культуры. Другие идут дальше, разрабатывая грамматику, порой на весьма экзотических основаниях.
Сильвия Сотомайор, чьи тексты на русский не переводились, например, придумала для своих эльфов келен, язык без глаголов, что является не просто экзотикой, а чистой фантастикой, поскольку естественное наречие такого типа на Земле не существует, ну или по крайней мере пока не обнаружено.
Т. Донелли – к сожалению, известна только фамилия – сконструировал язык, предназначенный вовсе не для человекоподобных существ, и учел особенности их анатомии. Раса мачи, использующая этот конланг, является инсектоидами, и речь у них порождает сложная трахейная система, не особенно похожая на человеческую «спарку» гортань-рот.
Чайна Мьевиль в своем «Посольском городе» описал язык, на котором можно говорить, только имея два рта, издавая два параллельных потока звуков. Люди, чтобы общаться с носителями этого языка, вынуждены использовать пары особым образом подготовленных близнецов, которых именуют Послами. Но что еще более интересно, в языке негуманоидных Хозяев слова не обозначают вещи, а указывают на них, являются не символами, как у людей, а фрагментами реальности, и поэтому здесь немыслима ложь, метафоры, а сравнения существуют лишь такие, что основаны на реально разыгранной сцене с живыми участниками.
Слова этого языка «прозрачны», за ними нет слоя знаков, как в любом из человеческих, а непосредственно просвечивает разум, их использующий, поэтому невозможны такие вещи как письменность и аудиозапись.
Некоторые образцы фантастики такого рода можно взять и из кино.
Это клингонский, разработанный по заказу Paramount Pictures для сериала Star Track на основе санскрита и нескольких языков американских индейцев, а также на’ви, придуманный на основе амхарского и маори для синекожих аборигенов фильма «Аватар».
Второе морское млекопитающее куда менее упитано, и на его округлом боку можно различить рекламную надпись «трансформация сознания с помощью языка».
Породил его на свет Роберт Хайнлайн, написавший повесть «Бездна».
Сам текст на фоне «Звездного десанта», «Чужака в чужой стране» или «Луна – суровая хозяйка» выглядит примитивным, обыкновенным, не особенно искусно выстроенным боевиком, и не зря он, в отличие от вышеназванных произведений, почти забыт.
Но есть одно «но»…
В «Бездне» Хайнлайн описывает язык, названный им «спидтолк» (speedtalk), в вольном переводе «быстроречь», которым пользуется некая тайная секта товарищей, пытающаяся управлять человечеством, развивать его в нужном им направлении.
Язык этот идеально логичен, полностью соответствует нашему мышлению, и на нем человек думает в семь раз быстрее, чем на английском.
В основу спидтолка положены сто фонем из разных человеческих языков, каждая (с которой это возможно сделать, как я понимаю) подвергнута вариациям по длине, ударению, тону, и в зависимости от сочетания этих параметров от нее производится несколько разных фонем.
Затем был взят словарь из восьмисот пятидесяти наиболее распространенных слов – он был составлен в 1925 году для проектного языка Бейсик-инглиш – и каждому слову в соответствие поставлена одна фонема.
Таким образом для выражения каждого из базовых понятий нужен всего один звук.
Фраза в таком случае получается не длиннее слова, отчего растет скорость мышления и речи.
Дополнительные словари с более сложными терминами создаются по особым правилам, по каким именно, Хайнлайн не сообщает. Зато пишет о том, что благодаря логичности этот язык меняет мышление говорящего так, что на нем нельзя говорить чушь, ошибаться, впадать в заблуждение, в нем не существует вербальных парадоксов, как нет их в реальной Вселенной.
Этот кит не столь громаден, но зато на его спине можно обнаружить куда более интересных пассажиров, чем на первом, поскольку лингвистика здесь является не столько украшением, сколько источником оригинальных идей.
Здесь у нас знаменитейший «Вавилон-17» Сэмюэля Дилэни, классика лингвистической фантастики. В этом романе тоже описан компактный, аналитически точный язык, организованный по принципу матрицы, где каждое «слово» может означать разные понятия в зависимости от контекста. В этом языке нет понятия «я», он ускоряет мышление пользователя, но при этом вынуждает его думать и действовать строго определенным образом, перепрограммирует на некие действия, а процессе их выполнения отключает рефлексию и самоконтроль.
Идеальное средство зомбирования, при использовании которого ни «зомби», ни окружающие его люди не догадываются, что с ним происходит, пока не становится слишком поздно.
Тут же «Имбеддинг» (или «Внедрение») Йена Уотсона, текст, в котором с помощью языковых средств люди и нелюди пытаются ощутить, нащупать границы реальности, основанной на нашем восприятии, и вырваться за них.
И рядом с ним – сравнительное свежая «История твоей жизни» Теда Чана, повесть, в которой выведена разумная раса, что воспринимает мир не каузально, с точки зрения причины, как люди, а телеологически, через цель. Язык для них некая форма действия, с его помощью они не информируют, а актуализируют то, что уже знают.
И человек, сумевший выучить этот язык, начинает думать и воспринимать мир совсем иначе.
Третий левиафан крошечный, почти эфемерный, самый фантастичный, но зато над ним гордо реет транспарант «языковая инженерия».
Его «папой» является писатель, которого с фантастикой, а тем более с лингвистической, ассоциируют не часто, а именно Джордж Оруэлл. Меж тем в его «1984» имеется специальное приложение, посвященное описанию упомянутого в тексте языка «новояз».
Новояз – проектный язык, он призван обслуживать идеологию «ангсоца» – английского социализма. Сформирован он, понятное дело, на основе английского, и цель его создания – загнать мышление носителей в определенные рамки, навязать ему параметры, нужные тоталитарному государству.
В обществе, что будет говорить на новоязе, никакие другие течения мысли, кроме официальной доктрины, станут просто немыслимы.
Для этого производятся перемены в лексике: изобретается масса новых слов, другие меняют значения (например «свобода»), третьи просто ликвидируются за ненадобностью («наука», «мораль», «честь»). Значение слов определяется куда строже, чем в естественных языках, образование новых слов происходит по так называемому «гнездовому принципу», когда от одного корня образуется масса семантически связанных слов (например «писатель» от слова «карандаш»), а все синонимы, в гнездо не попадающие, ликвидируются.
Все исключения и нерегулярности языка-исходника уничтожаются, все глаголы сделаны переходными.
Слова обычной речи по возможности усекают до одного слога, названия сокращаются, везде, где возможно, сводятся к аббревиатурам.
Цель подобного насилия над языком – чтобы речь стала отрывистой и монотонной, рождалась не в мозгу, а непосредственно в гортани, автоматически, без участия мозга.
Самый известный, помимо Оруэлла, текст этого направления – «Языки Пао» Джека Вэнса. Автор жестко связывает строй используемого народом языка с характером этого народа: полисинтетический (он же инкорпорирующий) дает расу покорных, мирных земледельцев, изолирующий – расу манипуляторов-ученых, холодных эгоистичных прагматиков.
Соответственно, можно изменить привычки и образ жизни целого народа, или создать на его основе несколько, используя только языковые методы. Разрабатывая наречия с заданными характеристиками и заставляя группы людей говорить на них, ты через некоторое время получишь общины со склонностью к деятельности определенного рода: воинов, торговцев, изобретателей…
Понятно, что до такого рода технологий современная лингвистика далека, а описать их более-менее реалистично сложно, поэтому и текстов здесь исключительно мало.
Если говорить откровенно, то общее число фантастических произведений, к которым можно приложить ярлык «лингвистическое», сравнительно невелико, они исчисляются десятками,
Почему так?.. Это тема для другой статьи.
(с) Дмитрий Казаков
[1] The Letters of J.R.R.Tolkien, pp. 219–220